— Ну так давай это сюда! — второй дружинник борзо потянулся к значку, который Наташа приколола к футболке. — Если ты нормальный, зачем тебе это надо?

— Рассаднику порока не место в этом славном городе! — заявила Юля.

Меня просто переклинило от всего этого лицемерия. Быстрым шагом я направился к ним — как раз в тот момент, когда ее дружинник нагло сорвал с груди парня значок. Не став возражать и возмущаться, тот торопливо скрылся в толпе. Ну и плевать — если человек не может защитить себя сам, с какой стати его должен защищать я? Бесило меня другое.

— Туда идите, — заметив меня, Юля махнула в сторону еще одного туриста, около которого потряхивала корзинкой Наташа.

Дружинники пугающе послушно направились туда, а ее губы растянулись в ухмылке, способной изуродовать даже самое милое личико.

— Что забыть меня не можешь, по пятам ходишь?

— Я не настолько люблю шлюх, — отрезал я. — А ты даже большая, чем все остальные. Я ж тебя знаю, — я с досадой взглянул на нее, — ты ж во все это не веришь! Так чего ж ты тогда творишь?

— Какая разница, что знаешь ты, — бросила она, однако гораздо тише, чем до этого. — Кто тебе поверит? Ты не поведешь за собой людей, к тебе никто не прислушается. Так что свали со своими сучками отсюда, пока хуже не стало! Это первое и единственное предупреждение…

За спиной раздался возмущенный Наташин голос, и я машинально повернулся. Дружинники сорвали еще один значок, который она только что повесила.

— Это уже не ваш город, — довольно произнесла Юля, — и не ваше время. Мы победим! И эти значки вам не помогут. Они не делают вас особенными, и ты тому пример!..

Наташа вдруг вскрикнула — только уже не возмущенно, а растерянно и даже испуганно. Хмыкнув, один из дружинников попытался вырвать у нее корзину со значками. Она дернулась, и другой тут же схватил ее за руку, чтобы не мешала. Мощная пятерня грубо впечаталась в тонкое нежное запястье, способная его и выкрутить, и вывернуть, и сломать — лишь за то, что им не нравились значки в ее корзинке. Какого черта одни люди причиняют вред другим из-за херни, которую им вливают в уши?

Чувствуя, как меня уже колотит от всего этого, я с силой оттолкнул его. Выпустив Наташину руку, дружинник резко развернулся, сжал кулак и замер. Прямо так, с перекошенным от раздражения лицом. И его коллега тоже замер, как мраморное изваяние. Пространство вокруг пошло рябью, теряя четкость, будто смазываясь. На площади по-прежнему шумели и двигалась, а меня, Наташу, Юлю и две эти живые статуи словно отрезало от всех невидимой стеной из вибрирующего как от взрыва воздуха.

— Свалите с площади все! — внезапно прозвучал рядом знакомый въедливый голос. — По-хорошему!..

С мрачным видом, словно ее бесил каждый из здесь присутствующих, к нам подходила Джи. Длинные светло-коричневые пряди в солнечных лучах казались расплавленной медью, от одного взгляда на которую можно сгореть. Темный брючный костюм смотрелся на ней как военная форма, и я даже не удивлюсь, если при желании она перейдет к карательным мерам. Явно подумав о том же, Наташа вырвала корзинку из рук замершего дружинника и опасливо спряталась за мою спину, а Юля, наоборот, вскинула голову и деловито выступила вперед.

— При всем уважении, — начала она, правда не уважительно, а как-то дерзко, — но теперь я тут главная, а они, — небрежный кивок улетел в нашу сторону, — нарушают порядок!

Пока еще сдержанно карие глаза Джи медленно переместились с меня и Наташи на нее.

— А ты чем тут занимаешься? — проскрипела бестия.

— А у меня полномочия, — гордо заявила Юля.

— И кто дал?

Юля улыбнулась, как улыбаются тем, кого считают тупее себя, но по каким-то причинам вынуждены отвечать на их вопросы.

— А может, вам лучше за своими фамильярами приглядывать? А мы здесь и сами разберемся…

Сама не понимая, она загнала себя в ловушку. Виви была права: у Лики и всех ее фамильяров имелась одна слабость — самонадеянность. Формально к сказанному было не подкопаться, но в тоне отчетливо читалось презрение. А Джи реагировала больше на эмоции, чем на слова.

Карие глаза мигом затянула грязно-оранжевая туча, словно по зрачкам пронесся ржавый смерч и теперь собирался вырваться наружу. Вытянув руку, Джи стремительно схватила Юлю за шею. Пальцы сомкнулись на коже, и в воздух сорвался нервный хрип. Я не понаслышке знал, какая у нее железная хватка.

— А может, — процедила бестия, — тебе шею свернуть, чтобы думала прежде, чем говорить?..

Ну вот что за привычка задавать вопросы, когда душишь собеседника? Даже при всем желании не ответить. Она слегка приподняла руку, и ноги Юли оторвались от земли, потеряв опору. Ее глаза округлились, став испуганнее, чем в том воспоминании. Она отчаянно захрипела, дергаясь бессильно, как подвешенная на крюк кукла. Следом бестия разжала хватку и резко отбросила ее в сторону. Юля плюхнулась на площадь, как мешок с костями.

— А теперь, — выдохнула Джи, — свалила отсюда!

В ту же секунду воздух вокруг перестал вибрировать, будто взрыв пронесся мимо. Оба дружинника отмерли — немного растерянно, как если бы только что проснулись. Потирая покрасневшую шею, Юля торопливо вскочила на ноги, которые заметно подрагивали.

— Пойдем! — прохрипела она и быстро, не оглядываясь, пошла прочь.

Ее свита озадаченно, но послушно поспешила за ней, а Джи хмуро повернулась к нам. В ее глазах по-прежнему летала ржавая туча.

— И ты тоже свалила! — бросила она Наташе.

Казалось, та растворилась в толпе быстрее, чем бестия успела договорить. Теперь на этом пятачке площади мы остались вдвоем — впервые с той незабываемой встречи в парке, когда она чуть не устроила апокалипсис из-за того, что я ее поцеловал.

— Тебе уже показали план твоей жизни? — строго начала Джи.

О да, план моей жизни мне уже показали — да так, что я до сих пор впечатлен. Аж слов нет — я молча кивнул.

— А тебе сказали, — продолжила она, сверля меня глазами, — что в награду ты можешь стать моим фамильяром?

Ага, сказали. А вот тебе явно не передали, куда я твоих послов после этого послал.

— И благословение тебе выбью, — добавила она таким тоном, словно собиралась выбивать его буквально. — Много! Так что подумай и соглашайся!

Тут и думать нечего. Жить по расписанному кем-то плану — что, судя по всему, в этом мире считались верхом удачи и везения — было не моим вариантом.

— Спасибо за щедрость, — сказал я, — но я отказываюсь.

Ее взгляд упорно долбился о мой лоб, будто пытаясь его проломить.

— Такой ответ не принимается, — отчеканила Джи. — Можешь подумать еще.

— Уже подумал, — я решил не откладывать. — Отказываюсь, и можешь больше не предлагать.

Стоя напротив, она упрямо впивалась в меня глазами. Казалось, вся ржавчина, что была там, пилила мою черепушку — вот только я не ощущал чужого присутствия среди извилин.

— Я не могу больше залезть к тебе в голову! — нахмурилась бестия. — Что ты сделал?

— Да вроде ничего, — отозвался я.

Она усердно свела брови и ткнулась глазами в меня, словно вкладывая в этот взгляд всю свою силу. И опять — я не ощутил ничего. Кроме чувства, что на меня пялились — очень нагло и откровенно, даже неприлично.

— Демоны эти совсем затуманили твой разум… — пробормотала она, уже чуть ли не царапая меня глазами. — Так они и работают, стирают все добро…

Однако я не чувствовал, что голова в тумане — наоборот, видел многие вещи гораздо яснее и четче, чем прежде. Эмоции, говорила Виви, — то, из-за чего они могут забираться к нам. И я вдруг понял, почему Джи — то ли Ангел Возмездия, то ли Демон Гнева — бывала в моей голове раньше. Гнев, раздражение, досада рвали меня изнутри на все, что нечестно и несправедливо, на все, что бесит, с чем я не согласен — вот только не вырывались наружу. Они были подавленными.